Йегуда Лейб Алеви Ашлаг (Бааль Сулам)
Письмо 9
Иерусалим, 1923 г.
Верному другу моему …да светит свеча его и явится в высотах великих.
Не могу более сдерживать себя перед всем, что встало меж нами, и испробую я открытое истинное увещевание. Ибо обязан я знать, чего стоит слово истины в земле нашей: ибо таков путь мой всегда, исследовать все деяния творения, познавать ценность его, хорошо оно или плохо, но с большой точностью, ибо лишь это место, оставили мне отцы наши, чтобы ограничиться в нем. И с божьей помощью нашел я уже прелести и тайны в этих преходящих и ничтожных картинах: ведь не зря устроено все это множество пред взором моим, и это буквы прелестные для закона всей мудрости и всего знания, и созданы они лишь для сочетаний мудрости.
Вначале обсудим свойство лени, низошедшее в этот мир... и в целом оно не такое уж плохое и низкое свойство. И свидетельство в уже сказанном мудрецами: «Сиди и ничего не делай – это предпочтительней!». И хотя простой разум и несколько изречений отрицают это правило, в любом случае, чтобы изучил ты это достаточно, покажу я, что «и то, и другое слова Бога живого», и все на место свое придет с миром.
Ясно без всякого сомнения, что нет иной работы в мире, кроме работы Творца. А все остальные виды работ — даже для душ, если они ради себя лично, — лучше, чтобы и не рождались в этом мире, потому что выполняющий их переворачивает блюдо вверх дном, ведь получающий не становится дающим, и это непреложный закон, и «если бы был он там, не был бы освобожден».
А тогда не стоит нам вообще обсуждать работника или работу такую, производитель которой находится в свойстве получения. Ведь это абсолютная глупость, и нет никакого сомнения, что лучше было ему быть «сидеть и не делать», ибо он вредит действием этим или себе, или другим. А пользы тут нет совершенно, как мы говорили выше.
Не интересует меня совершенно, находится ли с тобой какое-то число членов из 248 членов твоих, которым неудобен закон этот, и даже если участвуют они сами в открытом протесте против слов моих этих, ибо такова природа всякой истины, что не требует она никакого согласия от человека, будь он велик или мал, а тот, кто удостоился лучше всех знать Тору, больше всех стоит на своем.
И потому после этой истины, великой и знаменитой, подвергающей себя огромной опасности в работе своей – «соседствует он с грабителем», вместе с тем нет у него никакого милосердия и заботы о ленивых, чтобы предложить им совет, в силу правила великого: «Сиди и не делай ничего – предпочтительней». Ибо в любом случае, если слово Творца дорого им, и действительно хотят они служить Господину своему, восхваляя дела его, нет никакого сомнения, что дух лени не пребудет с ними, ибо дух Творца облачает мощь и силу, и лень рассеивается от него, как солома от ветра. Но если возможно, чтобы была у них связь с этим духом лени, без сомнения в это время нет в них довольства Творцом одним лишь, и тогда, конечно, «сиди и не делай ничего – предпочтительней».
Следовало бы мне поговорить об этом серьезно, но что делать мне, если время привело к тому, что не понимаешь ты языка моего, ибо не привычен ты к моим объяснениям (обновлениям Торы), высказываемым с предельной простотой, ибо нужно быть на очень большой высоте, чтобы быть в состоянии снизить высоту свою так сильно, возвысив их. И не смогу я изменить пути своего, ибо вижу я в нем желание Творца, и достаточно понимающему.
Несмотря на то, что слышал ты от меня много Торы в простоте, и прилагал я большие усилия, чтобы передать тебе весь мой путь и всё мое желание в служении Творцу, хочу сказать, в том предмете, в котором с Божьей помощью добавил я к учителям своим в этом поколении и в предшествующих, дал Творец согласие свое через меня, и ты свидетель мой.
Вместе с тем, поскольку вся учеба наша в этом предмете длилась недолго, примерно … с понедельника главы Беаалотеха 1920 г. до главы Шмот следующего года, ибо состояние твое на той неделе … не давало мне возможности говорить с тобой больше о моем учении, и так прекратил я тогда весь ход моего преподавания по причинам, известным лишь мне. И еще до того обнаружил я слух твой в предмете этом, находящим мало вкуса.
И поскольку время было очень кратким, в этом причина того, что не привык ты к пути моему, и не усвоились совершенно пути мои в членах твоих, и потому внес ты по разумению своему много изменений в учение мое…и из-за них потерял ты много времени…
И раскрой явно уста свои, и всей силой и мощью своей помоги мне в выяснении путей учения моего и распространения его в мире. Но лишь сидишь и ждешь ты, когда наступит удачное время, и будет сила в руке твоей, чтобы смог ты участвовать со мной в этом деле.
И обещание это дали все 248 членов твоих и 365 жил твоих со всей силой и мощью, и с радостью, без всякого сомнения самого малого и легкого, ведь, кто знает, удостоишься ли ты того, о чем идет речь, и достаточно понимающему.
Теперь, что скажешь ты по поводу всех обещаний своих мне…и знаю я изобретение твое и уловку, придуманную тобой, то есть чтобы промыть сразу все тело свое водой, не имеющей границ, и хватит мудрому намека.
Также знаю я оправдание, которое готово в суме твоей, на этот вопрос мой, то есть что все еще не готов ты совершенно высказаться и разрушать или строить, и тем более объединиться со мной в работе, тогда как и сам ты не держался в ней как следует.
Однако, несмотря на страсть, сидящую в тебе, ты противоречишь себе очевидным образом, я намекаю на то, что на другой вопрос ты оправдываешь себя не в скромности, а совсем наоборот, и хватит понимающему. А тогда, как же держишь ты веревку с двух концов?
…и скажу я тебе, что нет тут никакого стыда, ни унижения и ни величия, а лишь состоявшийся успех деяний дьявола, чтобы помешать любому доброму делу, какое бы ни открылось на путях его. Ибо, какая тебе разница, что чересчур пойму я ничтожество твое? Разве услышать восхваления из уст моих жаждешь ты? И знаю я, что душа твоя чиста от такого мусора.
И какая тебе разница, пойму ли я величие твое в точной мере, каковая меж стен сердца твоего? И ничуть не убоишься ты насмешек над собой, ибо твердо стоишь ты на своем.
И также, что это за стыд, говорить перед таким товарищем, как я, устами, изрекающими высокое, ведь тем же путем шли все предшественники наши, чтобы раскрыть тайну свою именно так, как является она в стенах сердца их, особому учителю, или особому настоящему товарищу, высок он или низок?
Ибо пути мои – стезя истины, нет у них никакого впечатления от истины, будь она горька или сладка. И главное, чтобы любое исследование было, как должно в тот момент, ибо разум должен быть «чист», и не дай Бог, искривить закон из-за горечи его, и сердце на месте своем должно быть «праведником», и оправдывающим Творца, что бы ни происходило.
И как нет меры величия Творца и всемогуществу его, так же нет меры низости рожденного женщиной (и слабости его), если только творение это со всей низостью своей не готово принять слово истины, не касаясь его никак для нужд тела своего избитого, а находится всегда, как написано: «А чистого и праведника не убивай». Так шагает оно все дальше по ступеням святости и чистоты до… «что это за работа у вас».
И вижу я явно без сомнения, что попадешь ты в ловушку эту, менее или более, и это последний демон, которого нахожу я в работе своей плодотворной для всего поколения. Ибо с божьей помощью нашел я милость в глазах Творца своего, дабы раскрыть мне всю низость поколения, и разного рода исправления, легкие и верные, чтобы вернуть всякую душу к корню ее наискорейшим образом.
Но, что сделаю я в день взыскания, ведь должен ты будешь ответить на вопрос грешника «что это за работа такая у вас?»? И хотя объяснение приводится в Аггаде «если бы был он там, не был бы спасен», ибо не благоволит Он к глупцам, поклоняющимся вздору. И еще не избран ни один человек для служения Творцу, сердце которого не находится в мире с Творцом, дабы совершать службу ношения (шатра) с преданностью души, «весь день и всю ночь, все время неумолчно», дабы сделать лишь малейшее колебание в наслаждении Творцу своему. А тогда зачем же грешнику тому вмешиваться и иметь дело с настолько любящими Творца?
Однако, брат мой, это действительно не вопрос разума. Ясно это и истинно, и не осталось здесь никакого сомнения или торговли, но именно поэтому это вопрос, не имеющий ответа, ибо это вопрос материи грязной и отвратительной, который является лишь требованием, чтобы материальное тело вернулось к идолопоклонству предков наших, поскольку участвует оно в поклонении их, или вернее, оно и совершает служение, и все наслаждение – его. И поскольку вопрошающий – это только лишь материя и тело без разума, потому силы разума слабы, чтобы дать ему какое-нибудь объяснение, ведь нет у него ушей, и он «как аспид глухой, затыкающий ухо свое».
И теперь узнал я силу большего предпочтения, которым благословил меня Творец мой по отношению к другим сверстникам, кое исследовал я непомерно долгое время, почему был избран я более по желанию Творца. И после всей низости, исходящей из сына грешника, как сказано выше, который есть клипа, господствующая в наше время, и после того, как стала известна мне ее истинная мера, познаю я благоволение Творца ко мне, отводящего сердце мое сегодня, и всегда от того, чтобы слушать упомянутый вопрос грешника. Ибо я нахожу себя обязанным и должным как сегодня, так и всегда быть, как бык под ярмом и как осел под поклажей, «весь день и всю ночь без умолку», исследуя какое-нибудь место, где я мог бы сделать хоть малое наслаждение Творцу своему, и даже сегодня, в день, в котором я нахожусь, мило мне работать под ярмом великим, хоть даже и 70 лет подряд. И без никакого знания совершенно об успехе ее [этой работы] (пусть даже все дни мои), только лишь быть на пути, которым заповедовано мне, конечно, идти по всем стезям Его и слиться с Ним, о чем я слышал ранее всего.
Вместе с тем не могу я совершенно избавить себя – без всякого сомнения и без тени мысли – от совершения какой-либо работы ради Творца, из-за низости моей. И я желаю и думаю весь день о величии служения Творцу, и до окончательной высоты, такой, что невозможно мне сейчас написать об этом.
И также истина, как говорил я со своими сверстниками о делах сих, видел я, что есть у них как бы «Шульхан Арух» (свод законов), который изучают они и находят меру служения Творцу для себя и для всех надобностей своих.
Однако не видел я никогда свода законов такого, где были бы определены условие и норма желания Творца со стороны творений, которые Он создал, в ступенях слияния с Ним.
А в принципе, получил я из уст в уста и т.д., что малый и большой равны пред Творцом. И все творения готовы для вдохновения Шхины в сердца свои, а мера вдохновения зависит от благоволения Творца, а не от него совершенно. Удивляюсь я поэтому – стыд великий рожденному женщиной, кем бы ни был он, приписывать некую меру, или подобие меры свойству благоволения Творца.
И вот слова мои эти просты конечной простотой, и вместе с тем еще не видел я в поколении моем того, кто был бы в собственных глазах человеком настолько простым, чтобы понял значение слов этих, как они есть, и это, потому что невозможно им приклонить тело свое настолько.
И потому, как пришел я за сим, раскрою я тебе всю тайну капища их. Если поймешь… ибо все это возникло у них из-за вопроса грешника «что это за работа такая у вас?», ибо должны они быть всегда в слепоте по отношению к грешнику этому… Однако люди они, и почему бы не направить им так или иначе всю работу свою на предмет этот? Какой толк виноградарю в винограднике? И в любом случае служили бы они Творцу своему в разуме, подует ли на них ветер с высот, чтобы увидели они плоды труда своего, или не дай Бог, нет. Но не вышли бы они за рамки служения Творцу так или иначе.
Будучи фабулой слов «и животным подобны они» и предпочитая материальные ощущения, подобно произвольному божественному служению, и не захотят понять, что вся материя вместе со всем, что можно приобрести, все пропадет вместе. Исчезнет и сотрется память о них с земли навеки.
Однако брат мой, очень много говорил я с тобой о вещах этих напрямую, когда были мы вместе, и невозможно продолжать об этом так долго на письме. Но знаю я наверное, что если изучишь ты вещи эти, написанные мной во всем послании этом, должен ты будешь найти много вещей, неудобных тебе, которые с большим намерением написал я тебе, потому что думаю я, что возможно, поймешь ты на будущее, и сообщи мне любую вещь и всякую деталь или корень, в котором ты не согласен со мною полностью, тогда как сердце мое в мире с тобой, а ты… и Свидетель мой – в небесах, что если бы мог я накормить тебя туком небесным свыше не пожалел бы я (совершенно) никакой работы и никакого труда.
Иеуда Лейб